среда, 26 ноября 2014 г.

Зеркало в мозге


Нейрофизиолог Джакомо Риццолатти считается одним из ведущих мировых специалистов по проблеме так называемых зеркальных нейронов в головном мозге человека, играющих особую роль как в реализации простейших подражательных двигательных актов, так и в социальном познании и поведении человека. В соавторстве с философом Коррадо Синигальей он написал книгу, в которой показывает, сколь сильны и прочны узы, которые связывают нас с другими — или, иначе говоря, сколь неправильно было бы пытаться постичь Я без Мы.

Некоторое время тому назад выдающийся театральный режиссер Питер Брук заметил в одном из интервью, что с открытием зеркальных нейронов нейронаука сделала наконец шаг к пониманию того, что было давным-давно известно людям театра, а именно, что все усилия актера пошли бы прахом, если бы он не имел возможности преодоле вать все языковые и культурные барьеры и разделять производимые им звуки и движения со зрителем, который тем самым становится активным соучастником события и вносит в него свой вклад. Именно это соучастие — средоточие театра и его развития, а зеркальные нейроны, которые возбуждаются и в том случае, когда мы выполняем некое действие, и тогда, когда лишь наблюдаем за его выполнением, дают пресловутому соучастию биологическое объяснение.

Упоминание Бруком зеркальных нейронов — свидетельство огромного интереса, который их неожиданные свойства вызвали за пределами физиологии. Артистов, психологов, педагогов, социологов, антропологов зеркальные нейроны буквально зачаровали, однако лишь немногим, вероятно, известна история их открытия, а также те экспериментальные исследования и теоретические допущения, благодаря которым это открытие состоялось, и лишь единицы осознают последствия сделанного учеными открытия для формирования наших представлений об архитектуре и работе мозга.

Начнем с анализа повседневных жестов — например, осуществляемых нами, когда мы тянемся к предмету, берем его в руку, подносим пищу ко рту; важность этих жестов мы склонны недооценивать лишь потому, что они слишком уж для нас привычны. Вот так и нейронаука (наряду с другими дисциплинами) много лет причисляла моторную систему, которая играет ведущую роль в осуществлении этих жестов, к разряду сугубо вторичных.

Десятилетиями господствовало представление о том, что моторные области коры головного мозга предназначены для обеспечения не более чем исполнительных функций; считалось, что никакой воспринимающей, а тем более познавательной ценности они не имеют. Ввиду этого в объяснении нашего моторного поведения наибольшие трудности вызывал анализ всего многообразия поступающей сенсорной информации и выделение нервного субстрата когнитивных процессов, связанных с формированием намерений, убеждений и желаний. Как только было наверняка установлено, что мозг способен отбирать информацию, поступающую извне, и связывать ее с психическими репрезентациями, порождаемыми более или менее автоматически внутри него, проблематика движения была редуцирована к механизмам его выполнения — в соответствии с классической схемой: восприятие → познание → движение.

Этой схемы вполне хватало до тех пор, пока доминировали упрощенные представления о моторной системе. Однако в наши дни они претерпели существенное изменение. Нам теперь известно, что эта система не только представляет собой мозаику лобных и теменных участков коры, теснейшим образом связанных с зрительными, слуховыми и осязательными областями, но и наделена значительно более сложными функциональными свойствами, чем считалось прежде.

В частности, было обнаружено, что в определенных областях коры есть нейроны, которые активируются в ответ на целенаправленные двигательные акты (хватание, удержание, манипулирование предметами и т. п.), а в ответ на простые движения не активируются; более того, они избирательно отвечают на предметы разной формы и размера, причем как в случае, когда мы вступаем с этими предметами во взаимодействие, так и в случае, когда мы всего лишь их наблюдаем. Судя по всему, эти нейроны способны классифицировать поступающую сенсорную информацию на основе спектра потенциально доступных действий, вне зависимости от того, будут ли эти действия осуществлены в дальнейшем или нет.

Если мы обратимся к рассмотрению механизмов работы мозга, сразу же станет очевидно, сколь абстрактны те объяснения, которые мы традиционно даем нашему поведению, привычно отделяя намеренные действия от простых физических движений, необходимых для их осуществления. По правде сказать, они столь же абстрактны, как и многие из экспериментов, которые проводятся с целью регистрации активности нейронов и в которых животные — к примеру, обезьяны — рассматриваются как маленькие роботы, запрограммированные на выполнение строго определенных задач. Если же, напротив, нейронная активность регистрируется в контексте естественного поведения, когда животному дается возможность решать, брать или не брат пищу и предметы, которые ему предлагают, становится очевидно, что на корковом уровне моторная система обеспечивает выполнение не отдельных движений, а действий. Если подумать, то все то же самое верно и в отношении человека: мы редко когда шевелим руками и губами без цели; обычно имеет место предмет, которых мы хотим достать, схватить или попробовать на вкус.

Эти действия, коль скоро они являются целенаправленными, а не просто движениями, ложатся в основу наших впечатлений об окружающей среде и наделяют для нас предметы непосредственными значениями. Строгое разделение перцептивных, когнитивных и моторных процессов носит в значительной степени искусственный характер: во-первых, восприятие, судя по всему, встроено в динамику действия, что делает его намного более сложным процессом, чем считалось прежде, а кроме того, действующий мозг — это также (и в первую очередь) мозг понимающий. Это прагматическая, допонятийная и доязыковая форма понимания, что, однако, нисколько не убавляет ее значимости, потому что именно она лежит в основе многих наших хваленых познавательных способностей.

Этот тип понимания находит свое отражение и в активации зеркальных нейронов. Они были открыты в начале 1990-х годов и дают нам ответ на вопрос, как и почему распознавание действий и даже намерений других индивидов опирается прежде всего на наш собственный поведенческий репертуар. Для любого действия, начиная от элементарных актов типа хватания и заканчивая более сложными, требующими особых навыков — такими, например, как исполнение сонаты на фортепиано или определенных танцевальных па — зеркальные нейроны позволяют нашему мозгу установить соответствие между действием, которое мы наблюдаем, и действием, которое можем выполнить, и благодаря этому определить их значение.

Без такого зеркального механизма у нас была бы сенсорная репрезентация, «наглядное» описание поведения других, однако мы бы не знали, что они на самом деле делают. Да, конечно, мы могли бы использовать свои более высокоуровневые когнитивные способности: поразмыслить о том, что мы увидели, и сделать вывод о намерениях, ожиданиях и побуждениях других людей, в результате чего их действия обрели бы для нас смысл, но на деле наш мозг способен извлекать этот смысл непосредственно, на основе только лишь наших моторных способностей и без каких бы то ни было рассуждений.

Отсюда следует, что система зеркальных нейронов, по всей видимости, совершенно необходима для возникновения тех форм совместного, или разделенного с другими, опыта, благодаря которым каждый из нас способен действовать не только как индивид, но и как член общества. Различные формы подражания, как простого, так и сложного, а также научения, вербальной и жестовой коммуникации предполагают активацию определенных систем зеркальных нейронов. Кроме того, коррелятом нашей способности понимать эмоциональные реакции других людей тоже оказалась группа мозговых зон, наделенных зеркальными свойствами. Мы делимся эмоциями с окружающими нас людьми столь же непосредственно, как и действиями: восприятие боли, горя или отвращения, переживаемых другим человеком, ведет к активации тех же самых участков коры головного мозга, которые активируются, когда мы сами переживаем эти эмоции.

Все это показывает, сколь сильны и прочны узы, которые связывают нас с другими — или, иначе говоря, сколь неправильно было бы пытаться постичь Я без Мы. Как напомнил нам Питер Брук, актеры на сцене должны пробиться через все языковые и культурные барьеры, иначе им не удастся разделить со зрителями свои действия и переживания. Изучение зеркальных нейронов, судя по всему, впервые в истории дает нам единую экспериментальную и теоретическую базу, в рамках которой можно будет разгадать загадку этой сопричастности, создаваемой театром и, по сути своей, лежащей в основе нашего повседневного опыта.

Источник:

Комментариев нет:

Отправить комментарий